Если бы кто-то сказал раньше, что культурологическое серьезное исследование может быть настолько интересным, я бы не поверила. Оно не просто интересное, оно порой выдает такие выводы, которые мне очень не нравятся и тут нужен оппонент для полноценной живой дискуссии.
Проблема отношений «человек – животные» (опустим спор, что человек биологически тоже животное) меня занимает давно. Здесь таится столько вопросов, например, каковы права диких животных? Почему фактические массовые убийства сельскохозяйственных животных в целом никого не ужасают, а городских котят и щенят жалеют и спасают от улицы? Возможно ли доказать наличие осознающих себя животных, следовательно, равных homo sapiens?
Автор «Рынка» Катя Крылова человек богатый на регалии – искусствовед, теоретик современной культуры, магистр искусств (Лондонский университет Голдсмит) и стипендиат докторантуры Кентерберийского университета (Новая Зеландия). Человек-и-пароход, в общем.
Первое, что я отметила для себя, что Катя с первой страницы отмечает
при описании этичных взаимоотношений нечеловеческих животных и людей я стараюсь использовать слова, отвечающие стандартам уважительного отношения к другим формам жизни.
Кстати, согласно этим стандартам, «домашние животные» следует поменять на «животное-компаньон».
Для определения роли людей в отношениях с животными-компаньонами уместным термином считается «опекун» (guardian, keeper или caregiver), а не «владелец» или «хозяин».
Интересный нюанс в этих терминах в том, что они задают пространство именно для людей при декларируемом уважении к животным. Социальные структуры у животных поражают разнообразием, далеко не всем из них свойственны равноправные (или близкие по смыслу к ним) отношения. И если уважать именно животных по их внутренним параметрам, то может употреблять названия реальных отношений свойственных конкретному виду? Например, для собак норма наличие доминанта, главного, заведомо высшего по положению в стае. Тогда и человек для собаки не опекун, а вожак.
Как бы не употреблялись термины, фактическое положение животных от этого не изменяется. Катя дальше говорит про компаньонов и опекунов, но ситуации и ее собственные выводы этим терминам никак не соответствуют. К сожалению, животные для человека это буквально собственность, вещь, к которой нет обязательств относиться с уважением. Даже юридически, животные это собственность, а наказание за живодерство минимально.
Конкретно в книге Катя поставила себе задачу ответить на вопрос: «А кто нам наши домашние животные? А мы им кто?». Причем в этом вопросы «мы» это очень конкретный срез людей: городские жители условных стран с постиндустриальной экономикой, средний класс и выше, постоянно работающие, находящиеся под давлением социальных сетей. Однако, несмотря на специфичность, ответ на этот вопрос в целом совпадает с тем, что даст обычный городской житель менее экономически развитой страны .
Всего Катя сформулировала 6 ролей, которые выполняют животные-компаньоны:
- антидепрессанты
- замена детей и семьи
- компаньон в потреблении
- прекарные работники
- транскультурные медиаторы (например, изображения животных в качестве посредников между абсолютно разными людьми, используются в рекламе)
- неототемы
Все эти роли объединены тем, что животные в них выступают объектами, лишенными самости и выбора по разным причинам. Мы лечимся животными от стресса и одиночества, почесываем ими свое большое эго, эксплуатируем их в навязанных задачах.
Люди, живущие в перманентном стрессе, в стесненных условиях города ищут замену уничтоженным социальным связям и безопасное удовлетворение тактильного и эмоционального голода. Питомцы становятся эрзацем, взаимозаменяемым и восполняемым. Их буквально производят в больших количествах в удобной для потребления приятной глазу форме.
Любопытные выводы делает Катя в главе “Прекарные работники”. Она делит эксплуатируемых животных на специалистов и занимающихся неквалифицированным трудом. Животное-специалист это обученное животное, выполняющее особый профессиональный труд. Это служебные собаки, охотничьи соколы, цирковые животные, почтовые голуби и любые другие животные, готовые сотрудничать с человеком. Их навыки потребовали вложений, это ценные активы и о таких животных принято заботиться, у них минимальный шанс умереть от голода/болезни.
А есть животные, у которых мы эксплуатируем буквально их тела. Для такой работы не нужно дрессировать, вкладываться в сотрудничество, такие животные взаимозаменяемы, каждая отдельная особь не имеет никакого значения, ее можно эксплуатировать вплоть до физической смерти или выращивать специально для съедения. Именно беззащитностью, нестабильностью и взаимозаменяемостью положение таких животных схоже с положением незащищенных прекарных работников. Это все животные в скотопромышленности, птички в шахтах, животные в лабораториях, мониторинг качества воды с помощью ракообразных и т.д.
Так вот Катя к прекарным работникам внезапно причисляет и домашних питомцев. Питомцы действительно обычно не имеют определенной профессии, полностью зависят от опекунов и при заявленной великой любви при любых значимых проблемах могут быть спокойно выкинуты из дома. Питомец полностью зависим от опекуна во всех смыслах, у него нет права решать вообще ничего о своей жизни. Личность питомца (которую опекуну надо дать себе труд признать, что случается не всегда) и потребности могут заменяться представлениями опекуна о питомце. Опекун игнорирует факт, что это буквальный другой рядом.
В быту мы часто не только проецируем на питомцев человеческие эмоции, но и пользуемся теми же моделями прикосновений: это хорошо заметно в поведении детей, которые обнимают собак, целуют котов и пытаются взять их за лапы. Все три типа контакта, как правило, неприятны животным и могут быть опасными.
Мы не стесняемся своих питомцев, с ними человеку не нужна социальная маска. Когда у нас есть питомец и мы находимся с ним вместе, наступает «иллюзия полной принадлежности себе».
Иллюзия полной принадлежности самим себе помогает нам забыть о том, что взаимодействия с животными-компаньонами предполагают эмоциональную вовлеченность и работу по воспитанию, социализации, поддержке их физического и психического здоровья. Микрособакам тоже нужны прогулки, а кошкам – игры.
Питомец, переставший выполнять свои функции или не оправдавший надежд, может быть отдан в приют или убит (убийство животного-компаньона в специальном учреждении или просто ветеринарным врачом мы стыдливо называем усыпление, но, в отличие от эвтаназии, животное не просило о смерти и на него не соглашалось).
Все это мне было известно и раньше, но много-много рассуждений, примеров, фактов, которые Катя приводит в книге, начинают прямо давить. Мы так привыкли к существующему положению дел, что оно кажется нормальным, неизменным, фундаментальным.
Надо сказать это вслух – животные находятся у людей в прямом рабстве. Буквальном, фактическом, юридическом. Нас сегодня в целом удивляет, как, например, просвещенные римляне могли считать рабов говорящими инструментами, это было вполне нормально и обычно. Сегодня нормально и обычно считать животных немыми инструментами.
Но вот к привычному камню убеждений подходит кто-то и начинает проверять его на прочность, задавая вопросы “А это точно правильно? А почему мы делаем так, а не иначе? Что можно сделать, чтобы изменить положение дел?”. Значит эти убеждения можно изменить и изменить наше потребительское неуважительное отношение к другому.
PS. Есть момент в книге, про который я хочу сказать отдельно. Катя практически буквально в главе про замену детей животными утверждает, что без размножения человек не считается взрослым, взрослейте, заводите детей, а не животных. А когда женщины предпочитают делать карьеру и жить самостоятельно с питомцами, а не в семейных отношениях – это нехорошо. Звучит ну так себе в мире, который только привыкает к мысли, что женщина это человек и ценна сама по себе.
Ваш отзыв