Поэтический вечер в Алматы. Как было
Я тут в среду была на вечере современной поэзии. И вынесла оттуда впечатления совсем не поэтические, возвращалась домой, полная печали и стыда. Сами поэты тут не виноваты, они как раз старались в эту мертвечину хоть немного ясности привнести, но куда там.
Начался вечер так: во дворец им. Жолдасбекова загнали студентов, рассадили пофакультетно в зале. Строгая татешка зачитывала кучке девочек их скудные права: “Из зала не выходить, наушники не надевать, после мероприятия все подписывают лист со списком. Все будут снимать на камеры”. Замученные девушки в футболках “волонтеры казну” покрикивали: “Экономисты здесь? Биофак где?” Потом они почти три часа проведут на ногах, следя за порядком.
Поэтому собственно реальных любителей поэзии было рядов пять первых в центре, куда давали приглашения, да несколько людей с улицы, рассредоточенных точечно по залу. Началось действо с классической, минут на 20, задержкой, ибо Олжас Сулейменов застрял в пробке. Уже весело. Как все собрались, посадили поэтов за стол на сцене и понеслось.
Вечер вел президент ПЕН-клуба Казахстана Бигельды Габдуллин. Очень волновался, видимо, и потому выдавал периодически знатные перлы. Ладно, бывает, старался же человек. Перед каждым выступлением давал краткую справочку о том, кто, собственно, выступает. Был по-восточному щедр на похвалы, каждого умудрился признать лучшим поэтом.
Алексей Цветков, Бахыт Кенжеев и Сергей Гандлевский читали стихотворения, на троих вышло около часа. Гандлевский попросил перед чтениями не аплодировать между стихотворениями. Первые паузы три студенты еще помнили об этом, а потом у них краткосрочная память обновилась и бедный Гандлевский стоически терпел ненужные аплодисменты во время чтения.
Когда настала его часть выступать Сулейменов честно сказал, что стихов давно не пишет. И прозу не пишет. А пишет лингвистические и исторические работы. Поэтому за оставшееся время прочитал два кусочка и вспоминал, что делал пятьдесят-сорок лет назад. Индийский поэт, умерший после попойки с Гамзатовым, я запомнила твою печальную судьбу.
Сессия с вопросами стала апофеозом. Пылая любовью к литературе и конкретным лицам, студенты разной степени подготовленности, выдавали вопросы формата: “похвала, лесть, похвала, вопрос, похвала”. Восток дело тонкое, да. И спасибо поэтам, что они отвечали честно и интересно. Кенжеев так почти отбрил вопрос, где было “ваш учитель Иосиф Бродский сказал” – “Во-первых, Бродский не мой учитель”. Сулейменов на вопрос про современных поэтов ответить не смог, завел пластинку про дела времен очакова и покоренья крыма, практически заявляя, что современных хороших поэтов нет. Ну и гений вечера: “Я пишу по вам диссертацию, дайте свои емайлы, я задам еще вопросы”.
Пытка апельсинами шла уже три часа, после вопросов вышел с речью ректор КазНу. Напирал как все круто, полный зал пришел, поэзия жива. К этому времени меня в зале держала только надежда на автографы Кенжеева, Гандлевкого и Цветкова. Но они как только появилась возможность сбежать из-за стола, скрылись от орды почитателей за кулисы. Не судьба.
