Дэвид Эдмондс. «Убили бы вы толстяка? Задача о вагонетке. Что такое хорошо и что такое плохо»

Все что могло быть неправильно понято, плохо рассказано или сформулировано некорректно — на моей совести. ОЦ

Проблема вагонетки фоном проскальзывает в культурном поле и примерно понятно о чем она в целом: о моральном выборе, что есть этически правильный поступок, а что нет. Читать тома моральных философов я вряд ли сподвигнусь, но интересно же, что тут к чему!

Так что книжка Дэвида Эдмонса «Убили бы вы толстяка? Задача о вагонетке. Что такое хорошо и что такое плохо» попала в руки очень кстати. Автор занимается предметом напрямую и потому знает о чем говорит.

Немного об авторе. Дэвид Эдмондс (David Edmonds) — старший научный сотрудник Центра практической этики им.Уэхиро при Оксофордском университете. Да, и такие центры бывают. Дэвид довольно активный популяризатор философии, ведет подкаст philosophy bites (можно слушать онлайн https://podtail.com/podcast/philosophy-bites/).

Надо сначала пояснить что вообще такое «задача о вагонетке».
Впервые сформулировала эту проблему британская философиня* Филиппа Фут в 1967 году в статье «Проблема аборта и учение о двойном последствии» (The Problem of Abortion and the Doctrine of the Double Effect) для «Oxford Rewiew» (Фут защищает право на аборт). (* — философиня, это феминитив от «философ». Будем делать женщин видимыми, кому не нравится конкретно так сформулированный вариант, предлагайте свой, более благозвучный.)

Что интересно, в начальной версии не было никакого толстяка, он появился только в 1985 году в статье другой исследовательницы Джудит Джарвис Томпсон, а в позднейших толстяка вообще начали заменять на человека с большим рюкзаком. Кстати, история Филиппы Фут очень интересна сама по себе, скажу на затравку что она дружила с Айрис Мердок и даже одно время жила с ней в одной квартире, а дед Филиппы — президент США.

Продолжим. Первая версия проблемы вагонетки была такой:

Дилемма «Тупик»

Человек стоит возле железной дороги и видит, как мимо него проносится поезд, у которого явно отказали тормоза. Впереди пять человек, которые привязаны к железнодорожному полотну. Если человек ничего не сделает, поезд наедет на них и они погибнут. К счастью, он стоит рядом со стрелкой: повернув переключатель, можно перенаправить потерявший управление поезд на боковую ветку, в тупик, который прямо перед ним. Но есть одно затруднение: на тупиковой дороге он видит человека, привязанного к рельсам, и, если изменить направление движения поезда, этого человека ждет неминуемая гибель. Что же делать?

Так зародилось целое направление в моральной философии, в шутку называемое «вагонеткология» (trolleyology). Ситуации, предлагаемые философами все усложнялись, добавлялись сценарии, менялось количество потенциальных жертв и их обстоятельств. Но общее остается — морально ли убить одного ради спасения многих?

Вопрос, конечно, был задан гораздо раньше, вообще когда люди начали поднимать для себя вопросы морали. Считается, что доктрину «учение о двойном последствии», которая прямо влияет на человечество до сих пор, сформулировал великий Фома Аквинский (Thomas Aquinas).

«…намеренное убийство никогда не бывает оправданным.
Но если людям нечто грозит, и единственная возможность спасти им жизнь — это убить противника, такое убийство может считаться морально допустимым, если намерением выступает самосохранение, а не лишение кого-то жизни»

Доктрина пережила тысячелетия и вросла в нашу культуру настолько, что считается практически само собой разумеющейся.

Право опирается на различие между, с одной стороны, «прямым», или «целенаправленным» намерением, и, с другой — «косвенным» намерением.

В медицине в определенных обстоятельствах допустимо дать умирающему человеку таблетку, чтобы ему было не так больно, предвидя, что это может ускорить его смерть, если это не входит в намерения врача. При этом не допускается давать препарат, намереваясь умертвить пациента.

В некоторых обстоятельствах во время войны допускается наносить удар по военному объекту, предвидя, что пострадает определенное число гражданских лиц (что называется ужасным эвфемизмом — «сопутствующим ущербом»); но не допускается намеренно атаковать гражданских.

В общем, если вы что-то сделали и НЕ БЫЛО цели принести вред, хотя вред стал косвенным последствием, то это морально. Хотя по сути для жертвы ваших действий совершенно ничего не изменится, она будет мертва.

Итак, пойдем дальше. Есть такая штука, «Категорический императив» Иммануила Канта. Одна из формулировок КИ звучит так:

«Относись к человеку всегда как к цели и никогда — как к средству.»
Иммануил Кант

Императив, собственно, категорический, потому что это абсолютное нравственное требование для всех времен, всех ситуаций, всех обстоятельств, и из этого императива следуют все другие обязанности и обязательства.

Когда в вагонеткологии возник наш знаменитый толстяк, решения спасения пятерых начали упираться в категорический императив. Так, сначала мысленный эксперимент с толстяком.

Вы стоите на пешеходном мосту и смотрите на железнодорожные пути. Вам видно, что по путям несется вагонетка, а впереди к рельсам привязано пять человек. Можно ли спасти этих пятерых? Моральный философ опять же устроил все так, что спасти их можно. На железнодорожный путь смотрит, склонившись с моста, очень толстый человек. Если вы столкнете его с моста, он упадет вниз и разобьется на железнодорожном полотне. Он настолько толстый, что его тело остановит вагонетку, когда она в него врежется. К сожалению, в результате толстяка убьет. Но это спасет жизнь пятерым.
Убили бы вы толстяка? Должны ли вы его убить?

Все варианты, где толстяка используют как средство, забывая о его человеческой сущности, по факту (если мы принимаем категорический императив как дефолтную настройку) получаются не моральны. А если толстяка уговорить? Это морально или нет? А смерть пятерых при возможности спастись — это входит в зону морали?

Ваш процессор еще не начал перегреваться? =)

Есть такой раздел этики, деонтология — учение о проблемах морали и нравственности. Так вот, она утверждает, что

«… есть определенные вещи, например пытка, которые вы просто не должны делать.
Вы не должны занимать абсолютно безличную точку зрения на нравственность.
Благополучие того или иного индивида просто нельзя размазывать или растворять в некоей гигантской бочке благополучия.
Мы не можем пытать кого-то до смерти, даже если бы это спасло жизни пятерых — и даже если бы это, если рассуждать в духе утилитаризма, повысило совокупную сумму счастья.
Некоторые деонтологи являются абсолютистами, то есть для них ничто никогда не могло бы оправдать пытку. Однако большинство допускает, что в определенных обстоятельствах деонтологические ограничения могут быть отменены, например, когда на карту поставлено будущее планеты.»

Однако в тоже самое время кто именно имеет право (моральное) решать, кого можно пытать для достижения цели? На каких основаниях он получает это право? Может все-таки нет исключений?

Был философ, который решил, что все тонкости значения не имеют вообще, чистая математика, ничего личного. Иеремия Бентам, английский философ начала XIX века. Он считал, что мера всех вещей это наибольшее счастье величайшего числа людей. Мало того, в книге «Введение в принципы нравственности и законодательства» он разработал алгоритм «исчисление счастья», позволяющий это рассчитывать. Вот так, да.

Бентам настоящий великий уравнитель. Согласно его философии, совершенно не важно, от чего именно человек может испытывать удовольствие, главное не источник, а качество. Одним махом тут он сравнял игру в бисер, например, с шедеврами искусства. А еще (в начале XIX века в довольно пуританской Англии!) он говорил, что раз секс приносит удовольствие, не имеет значения, какой именно это секс — между мужчиной и женщиной, мужчиной и мужчиной, мужчиной и животным и прочее. Что особенно интересно, считал, что надо заботиться о страданиях животных не меньше, чем о человеческом страдании.

Утилитаризм Бентама вообще не задумывается над тонкостями проблемы вагонетки. Чистая математика — все жизни равноценны, поэтому убийство одного лучше чем смерть пятерых. Толстяку, оказавшемуся в ситуации проблемы вагонетки рядом с последователем утилитаризма не позавидуешь, он (толстяк) обречен.

Утилитаризм, кстати, вполне жив до сих пор, есть философы успешно размышляющие в его русле. Конечно, утилитаризм больше не настолько прямой и алгоритмов всеобщего счастья (ура) не делает. Обновленный его вариант предлагает для решения моральных дилемм (в том числе которые можно использовать для мысленных экспериментов вроде вагонетки) создать и использовать всеобщие и обязательные правила. Просто потому, что невозможно тратить кучу времени на взвешивание тонких нюансов проблем, тем более часто на это нет ресурсов в реальном мире. А есть правило, применили его к проблеме, проблема решена — вуаля, все свободны.

И тут (как обычно внезапно) выяснилось — а кто именно будет решать, что морально, а что нет? Кого надо поместить в бюро мер и весов в качестве морального эталона? На каком основании философы решили, что это должны быть они? Хороший вопрос.

Может тут поможет новое движение в философии x-phy, экспериментальная философия. Обыватель легко спутает ее с социологией, потому что последователи x-phy больше не сидят и не думают в тишине. Они двинулись в народ собирать данные, анализировать их и на основании данных уже думать. Иксфисты активно используют вагонеткологию, точнее, ее дилеммы, для сбора информации. В интересующем нас случае — что люди считают моральным. Причем, что важно, эти люди могут быть в разном физическом и психологическом состоянии.

И много интересного выясняется. Решение принести кого-то в жертву немного коррелирует с полом, профессией, уровнем религиозности. Не критическая разница, но все-таки есть. Женщины, врачи, верующие чуть больше жалеют толстяка (принося при этом по условию задачи в жертву пятерых, надо отметить в скобках), чем мужчины, военные и атеисты.

Но зато если добавлять в условия задачи подробности о людях, то решения меняются значительно и становятся почти общими. Например, если на путях привязана жертва преступников, которые сами попали в засаду и оказались на путях тоже, то люди с некоторым удовлетворением решаются убить преступников, чтобы спасти жертву. А вот если на путях ребенок — то гибнут пятеро других.

Мой любимый пример про культурную разницу понимания морали.

В одном исследовании, проведенном в Индии, изучалась роль социальных и культурных ожиданий в суждениях, выносимых в сценариях с вагонетками.
Когда действующего в сценарии агента относили к касте ученых (брахманам), участники не желали, чтобы он сталкивал кого-нибудь, чтобы спасти пять жизней; но они гораздо чаще одобряли такое действие, когда агент принадлежал к касте воинов (кшатриев).

Однако почти никто в целом не опровергал постулата «не убивай невинного», вне зависимости от культуры.

Но одно дело опрос, а другое эксперимент, близкий к реальности. И тут получилось необычное. Люди могут обрекать абстрактного толстяка на смерть без особых заметных страданий. Но когда им предложили самим убить его (воссоздавая ситуацию почти в реальности), был отказ. Самому лично убить для людей в целом оказалось сложнее. Но если им предлагали убить, так сказать, по удаленке — нажать кнопку, то тогда процент согласия пополз наверх. Факт убийства никуда не девался, факт причастности человека к нему никуда не делся, изменилось только удаление жертвы от убийцы. Широк человек, я бы сузил, как говаривал Иван Карамазов.

Можно спросить — а все эти рассуждения, все мысленные эксперименты, зачем? Чтобы что? Какое они имеют отношение к реальности?
А самое прямое. Проблема выбора, подобная вагонетке, встает ежедневно. Не в буквальном смысле, конечно. Спасатели сталкиваются с выбором кого спасать первыми. Медики решают — кого спасать первыми? Военные и политики решают — кого посылать на смерть, чтобы добиться нужных результатов. В художественной литературе тоже головокружительное количество таких выборов. Да уже Агамемнон, принесший в жертву Ифигению ради попутного ветра, начал решать эту проблему. А душераздирающий «Выбор Софи» Уильяма Стайрона? Любые войны дают тысячи примеров таких дилемм и люди решали их по-разному.

Чем хорош Дэвид, автор рассматриваемой книги, что он не дает никаких окончательных решений, никаких догматов. Он поставил задачу связно и понятно осветить для dummes философские проблемы так, что они не кажутся доступными исключительно экспертам-философам, и с блеском задачу выполнил. «Посмотри, как интересно, как важно» — говорит он в подтексте и читатель понимает, что да, исключительно интересно, категорически важно!

NB. Если вы добрались до конца, поздравляю. Вот подарок — десять дилемм вагонетки. Возможно вы больше узнаете о себе, поразмыслив над их решениями.